Правы были они — цыган и цыганка, предсказавшие ему гибель от белой женщины с золотыми волосами. Несколько недель спустя увидел я в Гамбурге это злополучное судно. Золотыми буквами на носу этого маленького парохода было написано «Loreley». А на носу гальциона: белая женщина с позолоченными волосами.
Да, Колька… Тебя погубила Лорелея…
И погиб он ровно через двенадцать лет после того, как говорила с ним цыганка.
А двенадцать лет — это сто сорок четыре луны…
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС КАПИТАНА БРАУНА
Четыре года не проводил я своего отпуска в В., где привык бывать ежегодно. Нет лучше места для того, кто думает отдохнуть или заняться серьезным трудом, чем В. Море, лес, тишина. И покой, покой…
Все осталось по-старому — те же дома, те же жители. Новое увидел я только на морском берегу. Отойдя версты три к северо-востоку, наткнулся я в море, у самого берега — на врак. Старенькая шхуна. Уткнулась кормой в самый берег. На корме тусклая, полустертая надпись: «Амур».
Я стал расспрашивать, когда это случилось.
— Три года тому назад, в октябре, — ответил мне как-то неохотно полицейский, с которым мы были приятели.
— Кто-нибудь погиб?
— Вся команда. Спаслось только двое. Была страшная бур я. Трупы потом были выброшены на берет. Там, немного дальше. Около Белой горки. Знаете ведь ее? Там и положили их. Тринадцать человек. Как бревна, лежали они там, около горки. Потом увезли хоронить.
— Что вы говорите? Значит, на таком маленьком суденышке было пятнадцать человек команды? Да не может быть!
— В том-то и дело, что не все были матросами. Откуда взялись эти посторонние — спасенные матросы не могли сказать. Капитан сказал, что взял с собой нескольких пассажиров. А я думаю, что тут была контрабанда. Хотя, конечно, груз погиб, доказать ничего невозможно… да и к чему? Капитан погиб, не с кого и спрашивать…
— А никто не думал спасать судно? То есть взять его, чтобы не гнило оно тут вконец? Там и такелаж еще. Разве нет у него хозяина?
— Хозяином его и был сам капитан Браун. А он погиб.
— Значит, и его труп выбросило море?
— Нет. Когда прибило к берегу «Амур», мы осматривали, не остался ли там кто. Матросы говорили, что Браун ни за что не хотел покидать судно. Вы знаете, у них, моряков, так принято — капитан покидает судно последним.
— Но все-таки, я не могу понять этого. Судно погибает вблизи берега. Все тонут. Ведь моряки же должны уметь плавать!
Мои слова показались, наверное, полицейскому наивными.
— Если бы вы знали, какая буря свирепствовала в ту ночь!
И он переменил разговор.
В В. так хорошо, что, раз приедешь туда — не хочется уезжать. Отпуск мой окончился в сентябре, но я остался до половины октября.
Вечером 8-го октября — помню отлично это число, день рождения покойной мамочки — вышел я побродить. Солнце уже зашло. Стояли какие-то бледные сумерки. Какие-то запоздавшие рыбаки тянули свои сети. Старший, седобородый, торопил остальных:
— Скорее, черт вас дери! — кричал старик на молодого парня, очевидно, своего сына. — Скоро совсем стемнеет!
— Ну, какая беда! — отозвался тот.
— Забыл, что ли: сегодня 8-е октября!
Слова эти произвели на молодого магическое действие. Он заторопился.
Не знаю, почему я думал об этих непонятных мне словах, когда шел дальше.
Стемнело. По небу, закрывая звезды, бежали тучи. Что-то унылое было во всем окружающем. На берегу было пустынно. Редко кого встретишь здесь вечером. Да, летом, когда живут дачники, принято ходить «смотреть заход солнца». Это же принято у всех дачников мира. Иные, особенно парочки, остаются и дольше, прогуливаясь вдоль моря лунными и звездными вечерами. Но осенью — никого. Поэтому мне показалось странным, что впереди маячила какая-то фигура. Очертания ее скрадывались туманом. А, может быть, это вовсе и не человек был — один из тех знаков, что попадаются здесь, на берегу: палка с каким-то веником наверху. Нет, движется. Значит — человек. Я нагнал его около «Амура». В августе были сильные дожди, и судно почти все под водою. Дощечка с надписью давно уже исчезла. Может быть, сорвало ее ветром или содрал кто-нибудь — так, неизвестно зачем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Что это? Я ошибаюсь? Дощечка на месте… И буквы как-то необычайно ярки… Но дощечки же не было? Или была?
Я рассмотрел человека впереди. По одежде и походке — моряк. Теперь он остановился и устремил свой взгляд в море. А может быть, на «Амур». Он был молод. Лет тридцати.
— Три года, три года… А сколько лет еще? — в голосе моряка прозвучала какая то необычайная грусть. — Вы были здесь три года тому назад? — обратился он совсем неожиданно ко мне.
— Когда погиб «Амур»? Нет… Я был тогда за границей… А вы хотели бы знать что-нибудь о его гибели?
— О гибели «Амура» я могу рассказать вам сам… Я вам расскажу. Я — капитан этого судна, Браун.
Я удивился. Ведь полицейский уверял меня, что капитан погиб… Правда, трупа его не нашли, но среди спасенных его также не было… Значит, он все-таки жив?
— Так вы хотите знать, как погиб «Амур»? — спросил капитан еще раз. Я кивнул. Он резко повернулся и мы пошли дальше. К северо-востоку.
— Это длинная история, — начал капитан Браун. — Начну с того… ну, начну с отца. Отец мой был истый моряк. Преданный морю, любящий его больше всего в мире… Я был у него один, и он воспитал меня таким, каким был сам. Еще совсем малышом я уже мечтал о том, что буду моряком, «как папа».
Отец был капитаном. Плавал на разных больших судах. Но у него была одна тайная мечта. С двадцатилетнего возраста начал мечтать он, чтобы стать капитаном собственного судна, хотя бы и малюсенького… Когда умерла мама, он взял меня к себе на судно. Сам готовил меня там к поступлению в школу. Потом, когда учился в мореходке, я плавал с отцом все вакации…
Я много не стоил отцу. Сам же он был удивительно скромен в своих требованиях. Он не пил — то есть не пьянствовал, не играл в карты, вообще тратил свои деньги только на самое необходимое. Отец приучал и меня к бережливости… Я: считал его — как и многие — скупым. Я же не знал, что каждый заработанный грош он откладывает. Откладывает, чтобы приобрести свое суденышко…
Отец мой погиб, как истый моряк — утонул во время бури. Я был очень удивлен, что он оставил мне у адвоката завещание. Оно было составлено года за четыре до его смерти.
— «Если Господу не будет угодно, чтобы я дожил до исполнения своей мечты, то доживешь ты. Много лет копил я, откладывал весь свой заработок, лелея свою мечту… И вот, наконец, мне показалось, что у меня достаточно. Я стал наводить справки, где я мог бы купить суденышко. Это было в июне 1914 года…
Ты поймешь, что мечта моя не могла осуществиться… Да и хорошо, что я не купил судно в последние недели перед войной. Все равно оно бы пропало…
Окончилась война. И, когда, после заключения мира, я подсчитал свои деньги, остававшиеся все время нетронутыми — оказалось, что на них теперь не купишь ничего, кроме какой-нибудь жалкой шлюпчонки… И снова я стал копить и копить, отказывая себе во всем… Меня считали страшно скупым… Ведь они же не знали, на что я коплю!
Теперь все так дорого… а зарабатываешь так мало… Бог знает, сколько лет пройдет еще, прежде чем наберется нужная сумма. Может быть, я и не доживу. Тогда продолжай ты. Я знаю, что это и твоя мечта. Ты — настоящий моряк. Я мечтал подарить тебе судно, когда ты станешь совершеннолетним. Потом, когда выдержишь экзамен на штурмана… на капитана… Но вот, не вышло…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но ты добьешься своего!
Покупай надежное парусное судно. Только парусное, без всяких там моторов. Это гораздо дороже… И потом не то! Настоящий моряк не может любить моторов, пара… Только на парусном судне настоящая поэзия моря!